Густав Малер
"Густав Малер".
Отрывок из поэмы.
Рутина, штамп ещё царили в мире звуков,
но эра Берлиоза началась.
В борьбе за настоящее искусство
в небе звезда для Малера зажглась.
Он был, как Гофмановский копельместер:
так же шутил,смеялся,говорил.
Своим талантом щедро он делился,
своих друзей, учеников любил.
Он помогал им в продвижении,
делился с ними всем, чем мог,
и переносил все треволнения,
каким бы не был их итог.
Ему пришлось испить немало горя:
потерю брата ,матери, отца.
Но шёл вперёд с волнами жизни споря,
своего не пряча от судьбы лица.
Не мог он долго скорби придаваться,
стремясь постичь всё и познать,
он жаждал жизнью наслаждаться,
искусству, творчеству себя отдать.
Стремясь найти ответ на все вопросы,
он книг не выпуска из рук:
Кант, Гофман, Шопенгауэр, Гёте
стали для него,как брат и друг.
Их идеалы отражались в его творчестве
и помогали в нём найти свой ключ.
В его симфониях могучее звучание,
и чувств поток огромен и кипуч.
Он унаследовал от романтизма
свободный дух и веру в красоту,
в величие божественной природы,
и воплотил в творениях мечту.
В борьбе с убогою реальностью
за свой в искусстве идеал,
он испытал все муки творчества,
когда свои шедевры создавал.
Восторг и пафос, горькая насмешка
в его симфониях звучат.
Созвучно вторит им природа и
попадает с ними в лад.
В мелодиях "Третьей симфонии"
мы слышим, что нам говорят цветы,
что отвечают звери, птицы,
что вторит ночь, какие в ней черты.
О чём звонит нам утром колокол?
О чём нам говорит любовь?
О чём вам говорит ребёнок?
О том, что лето шествует вновь.
Оно идёт как победитель!
Ползёт, порхает и цветёт.
В нём ищет все свою обитель.
Оно ликует и поёт.Оно тоскует и
мечтает и хорошеет от того,
что вокруг ангелы летают и
не боятся ничего.
О том, что жизнь так быстротечна.
И что когда-то всё пройдёт.
Что мы не можем жить все вечно.
Что это всё от нас уйдёт,
но пусть останется мгновенье
неповторимой красоты!
Оно рассеет все сомненья
и унесёт от суеты.
Когда приходит гений в этот мир,
то это для всех выглядит,как тайна.
Он для кого-то будет, как кумир,
а для кого-то будет в нём всё странно.
Его мелодии на струнах наших душ
звучат, как всем явившееся чудо.
И в их гармонии слышны цветы,
луга и горы, что повсюду.
Стремясь постичь этот огромный мир,
в своих творениях он создал человека.
И вместе с ним всю жизнь его,как пир,
и, что всё это происходит век от века.
Так на вопрос о смысле жизни
пытался свой найти ответ.
Зачем и для чего он жил на свете?
Была ли это просто шутка, или нет?
Его "герой "в идилии с природой
заканчивает "Тризной" долгий путь.
Остались в прошлом юность и свобода,
и жизнь уже обратно не вернуть.
Но вечен дух, хоть тленно тело,
и бесконечен времени разбег.
Лишь только в вере,в единении с
Богом он обретёт бессмертие навек.
Таков финал "Второй симфонии".
Неотвратим в ней "Страшный суд"
К нему тебя звуки валторны,
как леденящий ужас призовут.
...
Он безупречно управлял оркестром.
Бетховен,Моцарт радовали слух.
А к произведениям Баха,Брамса,Вебера
никто не оставался нем и глух.
Было настолько гениальным исполнение,
что всех охватывал восторг, даже испуг.
Казалось под дирижёрской палочкой Малера
Бетховен, Моцарт оживали вдруг.
Но превзошли всех "Дон-Жуан", "Фиделио",
хотя "Валькирия","Тангейзер","Лоэнгрин"
звучали так же восхитительно,
как если бы дирижёр и автор был един.
И в постановке "Дон-Жуана" Моцарта
никто не видел драмы рококо.
Она полна была и страсти и смятения
и проникала в душу глубоко.
Медные звуки лились со сцены негодующие,
то стонущие, то вопрошающие
к синему небу от звёзд мерцающему
и гасли где-то далеко.
"Пигмалионом Гамбургской оперы"
так восторгались Чайковский,Брамс,Белов:
от впечатления исполненным "Тангейзером"
они не находили даже слов.
Так было виртуозно исполнение,
что на успех был Малер обречён.
Ему рукоплескали Лондон, Гамбург,Лейпциг,
а в Вене, Праге сцены утопали от цветов...
Но «Жалобная песня» прошлых лет
Всё не давала Густаву покоя.
И сквозь весёлую улыбку на лице
в глазах вдруг появлялись слёзы горя.
Неизгладим в его душе утраты след.
И сможет ли сквозь вереницу бед
Покой и счастье обрести, иль нет?
Так в «Героической» симфонии
Малер даёт ответ на тот вопрос,
как зло преодолеть на свете и можно
ль победить его всерьёз.
В победе над собой находит он для
всех ответ!
В борьбе со злом в себе самом
теперь уж он не сдастся. нет!
Сумеет он найти свой в жизни путь,
И все невзгоды и печали уж не
заставят Густава свернуть.
Как "Странствующий подмастерья"
он проживёт мятежный век.
Лишь с верою, надеждой и любовью
он счастье обретёт как человек!
Но «…мир лежал пред ним
в свете прощанья»*: не мог он
дать ему иного обещанья…
И Густав написал застольную
«Песнь о земле», «О юности»,
«О красоте». Как «Пьяной весной»
он счастлив был, как
«Одинокий осенью» грустил.
Как был любим и как любил,
как всем и всё тогда простил.
Что позволяло жить, дышать.
О том, что он не мог отдать,
как пульс и стук сердцебиенья,
то, что нельзя придать забвенью.
Что видеть, слышать он готов,
что может он понять без слов.
Как трудно подобрать слова:
ведь и Альши любовь жива!
Родней и ближе нет души.
И как печально знать в тиши,
что и два ангельских крыла
их защитить смогут едва…
Как он хотел вернуться в Вену,
как простил городу измену.
Там светит солнце, цветут цветы
и виноградные лозы нальются
сладким ароматом, там будет
счастлив, как когда-то.
Блеск венской оперы, оркестр
и свет софит и камер треск,
и Метрополитен – опера…
Окончилась для всех игра!
Им овладел души покой
под сенью той земли родной...
***
На улицах Вены - оживленье.
У Королевской оперы –
столпотворенье.
В её фойе стоит бюст Малера,
скульптура Родена.
В свете софит сияет сцена.
В переполненном зале нет
свободных мест.
К концерту готовится оркестр.
Взмах дирижёрской палочки,
и звук смычка,
и музыка льётся, как река.
Струится в ней тот
«Первозданный свет».
Ведь композитор не умер, нет!
Здесь не нужны больше слова...
Музыка Малера жива!